21 марта силовики в Москве пришли с обысками к девяти сотрудникам «Мемориала», а также в офисы правозащитной организации. Следственные действия были связаны с делом о «реабилитации нацизма», которое СК возбудил в начале марта. Тогда же стало известно о деле против Олега Орлова за «дискредитацию» армии.
В основу уголовного дела лег пост правозащитника в фейсбуке, который он написал 14 ноября 2022 года. «Кровавая война, развязанная режимом Путина в Украине, — это не только массовое убийство людей, уничтожение инфраструктуры, экономики, объектов культуры этой замечательной страны. Не только разрушение основ международного права. Это еще и тяжелейший удар по будущему России», — говорилось в посте.
Сам Олег Орлов рассказывал, что поводом для уголовного преследования стал донос провластных активистов Мироненко В.В. и Бохунько С.А., близких к движению «Ветераны России». С момента возбуждения дела Орлов находится под подпиской о невыезде.
На прошлом заседании выяснилось, что следствие выдумало не только тот факт, что Олег Орлов состоит на учете у психиатра, но и самого психиатра, у которого якобы наблюдается правозащитник. Нобелевский лауреат Дмитрий Муратов присоединился к процессу в качестве общественного защитника Орлова.
У зала ждут начала заседания около 30 человек — но первыми приставы, как и в прошлый раз, пускают стажеров суда. Затем в зал пускают прессу.
В зал также зашла адвокат Олега Орлова Екатерина Тертухина и его общественный защитник журналист Дмитрий Муратов.
Судья Кристина Кострюкова открывает заседание. Она напоминает собравшимся, что прошлое заседание было отложено по просьбе прокуратуры — свидетели обвинения на первое заседание не явились. Сегодня в суде и свидетели, и эксперт — учительница Наталья Крюкова.
Крюкова выступает экспертом со стороны обвинения в десятках уголовных дел. В 2014 году Судебная коллегия Московского областного суда установила, что Крюкова «не обладает специальными познаниями в области филологии и лингвистики», писала «Новая газета». После этого учительница не получала лингвистическое образование.
Первым в зал входит свидетель Мироненко. Судья Кострюкова задает ему анкетные вопросы:
— Вы знакомы лично с Орловым?
— Нет, лично его не знаю.
— А чего вы тогда свидетель?
Выясняется, что свидетель — активист движения «Ветераны России», которое давно требовало возбуждения уголовного дела на Орлова. «Подсудимый пытается обосновать, что это все его субъективное мнение. Но на наш взгляд, мнение, транслированное в западной прессе — это, по нашему мнению, уже информационное оружие!» — надрывается свидетель.
Мироненко считает, что это «недоработка следствия», что Орлова привлекают только по статье о «дискредитации» армии.
Мироненко уточняет для судьи, что он является исполнительным директором «Ветеранов России», хотя они нигде не зарегистрированы как движение.
«Мы еще и за реабилитацию нацизма хотим их [Мемориал] привлечь, мы нашли в их базах имена нацистских преступников, но не по всем смогли провести экспертизу — по некоторым данные в архивах Украинской АССР», — продолжает выступать свидетель, повторяя явно заученный текст, а затем еще и достает «шпаргалку».
Мироненко отвечая на вопросы адвокатов, что «Ветераны России» не является провластной структурой, а ее участники даже были сами когда-то задержаны на пикетах — как раз против «Мемориала».
«Мы видим, что с 1989 года "Мемориал" занимается антигосударственной деятельностью, мы считаем, что такие организации должны быть искоренены. Такую же деятельность мы ведем не только против "Меморила", но и других таких организаций. Например, "Бессмертного барака"», — с готовностью делится деталями свидетель.
Мироненко все время ссылается на статью Олега Орлова во французском издании Mediapart. Сам свидетель читал статью «в каком-то оппозиционном переводе», но где именно — не помнит. При этом публикация этой статьи в данном судебном разбирательстве Орлову не вменяется. Адвокат Екатерина Тертухина попыталась выяснить, что так возмутило свидетеля в этой статье.
«Да хоть сразу первые слова! "Кровавая война, развязанная режимом Путина". Да и весь текст носит преступный характер!» — кричит свидетель.
Адвокат спрашивает, знает ли свидетель что-либо про 29 статью Конституции России. Свидетель заводится еще больше: «Да, но вы под это пытаетесь подвести распространение любой информации. Тогда сюда же можно разрешить и призывы к педофилии, и к гомофобии, и так далее».
Свидетель Мироненко настаивает, что Орлов точно знает разницу между выражением собственного мнения и распространения информации: «Насколько я помню из биографии господина Орлова, он был некоторое время биологом, то есть ученым и поэтому мне не нужно ему объяснять, что такое научное знание, он проходил и соответствующие курсы — марксистко-ленинской, но все же философии. Он понимает, что это не субъективное мнение. Именно понятие истины является предметом изучения философии».
Адвокат Тертухина спрашивает, знает ли свидетель еще какие-то факты биографии Орлова:
— Ну вы мне про чеченский эпизод хотите рассказать? — вздыхает свидетель.
— Я вам ничего не хочу рассказывать. А суду биографию Орлова я расскажу позже.
Теперь вопросы задает общественный защитник Орлова Дмитрий Муратов.
Свидетель Мироненко повторяет, что «Мемориал» — это информационное оружие, которое было создано в 1989 году, чтобы развалить СССР. Муратов и Мироненко спорят о причинах распада СССР, судья безуспешно пытается обоих остановить.
В процессе исторического спора о причинах распада СССР Муратов вдруг уточняет, совместно или по отдельности давал показания против Орлова свидетель Мироненко и еще один свидетель обвинения из «Ветеранов России».
Выясняется, что показания двух человек из одного движения совпадают до запятой. Свидетель поясняет, что нет ничего удивительного в едином мнении участников движения: «Это же не мое личное мнение».
Муратов вновь возвращается к событиям 30-летней давности:
— Вы говорите, что это ваша принципиальная позиция: сотрудники «Мемориала» создали систему информационного оружия, в том числе при помощи критики Сталина. Хочу вас спросить: вы считаете, что СССР распался из-за критики Сталина?
— Я видел, как в союзных республиках создавались народные фронты, которые привели к распаду. И критика Сталина, и вытягивание такого жареного факта, как протоколы Риббентропа-Молотова — да, это все привело к распаду. И сейас «Мемориал» занимается тем же самым! А мы дело «Мемориала» тут рассматриваем?
— Ну вы сами начали про «Мемориал»… Но вообще культ личности Сталина в 1956 году был развенчан! — вдруг вступила в разговор судья Кострюкова.
Когда к историческому спору про распад СССР подключается даже судья, прокурор вскакивает с криком: «Протест! У нас есть конкретное уголовное дело и подсудимый. Прошу вопросы, не относящиеся к делу, снимать».
Муратов настаивает на своей линии допроса и приводит цитату:
— Я хотел бы уточнить то, что я сказал раньше. «Из национальной памяти нельзя вычеркнуть память о жертвах репрессий», — это цитата из Владимира Путина. То есть официальная позиция государства.
Прокурор не протестует против этой конкретной цитаты, но дальше просит придерживаться темы разбирательства.
Теперь вопросы свидетелю задает сам Олег Орлов.
— Владимир Валентинович, вы сказали, что тут излагали не только свою личную позицию, но и позицию движения. При этом у вас говорится и обо мне, и о «Мемориале». Вопрос — как, где и когда вырабатывалась ваша позиция и как она была оформлена? Раз вы так хорошо ее изложили следователю.
Свидетель растерянно молчит. Видя, что Мироненко не может ответить на вопрос, прокурор просит снять его как не относящегося к делу.
— Прошу не снимать вопрос. Свидетель говорил, что выражает позицию большого коллектива, — просит Орлов судью.
— Я не снимаю вопрос, но не понимаю чего вы хотите.
— Для моей защиты мне очень важно понять, где и когда была согласована позиция в отношении меня и «Мемориала».
К этому моменту Мироненко успел собраться с мыслями:
— Вот с таким забалтыванием приходится сталкиваться, когда обвиняемая сторона пытается искать лазейки. Наша позиция сформулирована в наших документах, начиная с декабря 2012 года.
— Спасибо, больше вопросов нет, — говорит Орлов.
Фото: Александра Астахова / Медиазона
Следующим показания дает свидетель Сергей Бахонько — тоже участник движения «Ветераны России».
Он менее красноречив, чем предыдущий свидетель — кратко поясняет, что он тут, чтобы рассказать про «реабилитацию нацизма», которая якобы была в статье Орлова, а все остальное он уже рассказывал на допросе в СК:
— Ну вот была эта статья по поводу войны на Украине… Там реабилитация нацизма… Остальное мне уже давно понятно.
— А мне вот что-то непонятно, — встревает судья Кострюкова.
Свидетель начинает путано объяснять свою позицию по поводу статьи Орлова:
— Ну вот фашизм. Российская Академия наук дает определение фашизма. Кто-нибудь может подтвердить, что все [из определения фашизма] есть в Российской Федерации ? Вот например, дискриминация народов — кто-нибудь у нас видел там дискриминацию карачаевцев, табасаранцев? Идем дальше… отрицание демократии? Нету! Идем дальше — культ личности вождя. Ну можно поспорить! Но лично мне никто не мешал критиковать [Путина], даже с трибуны СВО. Идем дальше, террор и репрессии… кого-нибудь тут затерроризировали? Нет! — кричит свидетель, уже оборачиваясь в зал.
Свидетель вошел в раж и сообщил, что он сам участник «специальной военной операции»:
— А я так вообще считаю, что специальная военная операция должна была начаться гораздо раньше! с 1992 года ВСУ... — начал новую мысль свидетель.
— Почему именно вас вызвали свидетелем по этому делу в СК? — перебивает свидетеля Муратов.
— Ну, я деятель движения.
Муратов, как и предыдущего свидетеля, спрашивает, почему показания свидетелей обвинения на допросе в СК совпадают до запятой. Деятель движения, как и его коллега, не смог ответить на этот вопрос.
Также выяснилось, что свидетель имеет судимость, хоть и не сказал об этом суду. Но прокурор стал активно протестовать против этой линии допроса, и вопросы были сняты.
Дмитрий Муратов пробует уточнить у свидетеля, что тот вообще запомнил из статьи Орлова, которая его так возмутила.
— Ну помню фразу Орлова про «короткий всплеск демократии в 90-х», — нехотя отвечает Бахонько.
Теперь Муратов спрашивает, когда было написано заявление «Ветеранов России» на Орлова. Свидетель отвечает, что заявление написали после начала войны в Украине:
— Я считаю, что в средствах массовой информации нельзя высказывать личное мнение. И где был гражданин Орлов, когда вооруженные силы Украины убивали наших солдат на Северном Кавказе?
Олег Орлов спрашивает Бахонько, проводил ли он анализ деятельности «Мемориала» и самого Орлова. Свидетель отвечает, что анализа не проводил, так как он, Бахонько, «не того масштаба».
При этом в показаниях Бахонько в СК говорится, что «Ветераны Росссии» проводили подробный анализ деятельности правозащитников. Муратов просит суд зачитать эти показания, чтобы показать противоречия с сегодняшними словами Бахонько.
Когда свидетеля отпускают, судья Кострюкова напомнила, что он остатьтся слушателем, а может покинуть зал.
— На фронт! — кричат ему слушатели из зала.
Следующей сегодня выступает эксперт обвинения Наталья Крюкова — она же делала заключение в деле о ликвидации «Мемориала».
Крюкова сразу же уточняет, что, как и всегда, готовила экспертизу вместе с коллегой Тарасовым: «Я традиционно как специалист по культурологии, а Тарасов — по лингвистической части».
Женщина начинает объяснять суду, как именно готовилась экспертиза, какими методиками пользовались Крюкова и Тарасов, и прочее.
Судья Кострюкова, которая не разобралась в многословном и путанном рассказе свидетельницы, снова спрашивает про методику. Тогда прокурор подсказывает:
— Главное, это методика института при Минюсте, выводы сделаны согласно этой методике.
— Все правильно, — довольно кивает Крюкова.
Из показаний Крюковой становится ясно, что на подготовку лингвистического заключения по статье Олега Орлова двум экспертам понадобилось около шести часов.
При этом сама Крюкова не является лингвистом и не имеет филологического образования. Она считает, что в случае подготовки экспертизы важно не только образование, но и опыт эксперта.
Тогда адвокат Тертухина спрашивает, должен ли эксперт в лингвистической экспертизе соблюдать правила русского языка.
— Ну, опечатку сделать каждый может, — заранее отвечает Крюкова на все претензии к грамматическим ошибкам в ее заключении.
Защита обращает внимание на то, что один из основных принципов при подготовке судебного заключения — объективность эксперта. При этом Крюкова уже выступала экспертом по другому иску, который имеет отношение к Орлову — иску о ликвидации «Мемориала».
Сама Крюкова не видит в этом проблемы и не считает себя предвзятой.
По словам адвоката Тертухиной, Крюкова в своей экспертизе вышла за рамки статьи о «дискредитации» армии. Так, например, Крюкова дала определение деятельности Орлова: «Осознанная правозащитная антироссийская деятельность».
Крюкова настаивает, что она не выходила за рамки, так как ее попросили сделать заключение о статье во французском издании, а подводке к этой статье сказано, что Орлов сотрудничает с диссидентами в России.
— Диссидент по определению не может быть пророссийским! — раздражается Крюкова.
В зале смех, за который судья Кострюкова грозится удалять слушателей.
Далее защита переходит к обсуждению источников, которыми эксперты пользовались при подготовке экспертизы.
— Ну извините, в таких работах никто на философские труды не ссылается, это прикладные исследования! — остро реагирует Крюкова на претензии к ее источникам.
Защита просит объяснить, как в экспертизе появилась ссылка на «Звездные войны», а главное — зачем.
— Ну да, я там ссылалась на сериал «Звездные войны», писала про этого, диджея…
— Джедая! — подсказывает зал.
Крюкова начинает путано объяснять свою логику про темную и светлую стороны, Украину и Бандеру.
Дальше адвокат Екатерина Тертухина спрашивает, почему в списке использованной при подготовке экспертизы литературы — пять словарей, а определение «дискредитации» взято из «Википедии». У свидетельницы нет ответа на этот вопрос.
Тогда защита спрашивает, зачем в списке использованной литературы словарь уголовного жаргона, который явно не использовался. У Крюковой нет ответа и теперь.
— Наталья Николаевна, я вам напомню, что вас в экспертизе двое было, может, это просто не в компетенции вашей, а другого эксперта? — пытается подсказать ответ прокурор.
— Да это просто общий список литературы, а не к этой экспертизе! — злится Крюкова.
Фото: Александра Астахова / Медиазона
Далее защита спрашивает, может ли эксперт редактировать текст, который анализирует. Крюкова не понимает, о чем ее спрашивают.
Тогда защита указывает на то, что Крюкова просто удалила из текста статьи Олега Орлова последнее предложение: в нем говорилось, что написанное — лишь личное мнение автора.
— Ну, это уже не часть статьи, — говорит Крюкова.
— Ну, это ваше мнение, — парировала адвокат Тертухина.
В ответ Крюкова долго и безуспешно пытается убедить всех в том, что последнее предложение статьи — это подводка редакции, а не часть текста Орлова.
Теперь защита пытается добиться от эксперта Крюковой, чтобы она объяснила, зачем в ее заключении такое количество специальных терминов, которые при этом не имеют отношения к статье Орлова. Так, например, в экспертизе даны очень обширные определения терминам креолизованный текст, паралингвистический контекст и интернет-сленг.
Крюкова объясняет, что так эксперты давали «общие подходы», а не анализировали конкретный текст.
Когда защита все же зачитывает те части экспертизы, где говорится непосредственно о статье Орлова, и просит Крювову объяснить, что она имела в виду, та суетливо отвечает: «Ну это такой оборот речи!».
Так, в экспертизе Крюковой и Тарасова говорится, что «текст [Орлова] вызвал у вовлеченных участников стрессовую ситуацию». Как эксперты оценивали психологический эффект и на кого — Крюкова уточнить не смогла.
К тому же, по мнению экспертов, статья Орлова — «пропагандистский текст, который характеризует доверительность интонации». И текст этот был написан, чтобы «оказать воздействие на сознание с целью разрушения положительного образа России».
Теперь вопросы задает Дмитрий Муратов. Сначала он цитирует абзац из экспертизы Крюковой: «В статье Орлов оперирует стереотипом, что военные действия не должны затрагивать гражданское население и инфраструктуру…».
— То есть вы считаете, что это не так? Что это всего лишь стереотип? — обращается Муратов к свидетелю.
— Стереотип — это не обязательно что-то неверное!
— Смотрю словарь: «Это часто неверное, устаревшее, заранее придуманное…» утверждение, — зачитывает Муратов.
Крюкова ничего не отвечает.
Муратов отмечает в тексте экспертизы несколько больших кусков текста, которые процитированы без ссылки на источник.
— Это общая установка, много где встречается. Тут ссылаться не надо! — пытается выкрутиться свидетель.
— Ссылаться при цитировании чужих слов дословно надо всегда. А здесь тем более, это судебный процесс, где человеку грозит до 3 лет, — говорит Муратов.
Дмитрий Муратов продолжает допрос свидетеля:
— Мы отдали текст вашей экспертизы группе учителей русского языка и лингвистов. насчитали огромное количество ошибок. По ЕГЭ двойка.
— Много денег потратили?
— Не считайте мои деньги, считайте те, что вы получили. Итак, эксперт-лингвист должен писать грамотно?
Крюкова молчит.
Теперь вопросы задает сам Олег Орлов:
— Нужно уточнить про правозащитную антироссийскую позицию. Вы сделали такой вывод, потому что я в тексте провожу параллель между нами и советскими диссидентами. Насколько ваш вывод и предположение о советских диссидентах соответствует тому, что в честь Андрея Дмитриевича Сахарова назван один из главных проспектов в России, а произведения Солженицына проходят в школе?
— Не надо исторических лагов. Одно дело их диссидентская деятельность, а другое — научные и другие заслуги, — считает Крюкова.
Дальше Орлов уточняет, какую именно публикацию анализировали эксперты для следствия. Крюкова анализировала пост Орлова в фейсбуке.
— Почему мои слова в конце статьи о моем личном мнении посчитали словами редактора? Это я сам поместил на моем фейсбуке.
— В «Медиапарт» это слова редактора.
— Но вы анализировали не «Медиапарт», а мой пост.
На это Крюковой нечего ответить.
Дальше Орлов попытался спросить, почему эксперты произвольно относили те или иные слова из статьи к оценке «специальной военной операции», которая и вовсе не была упомянута, но что Крюкова отвечает, что передавала в экспертизе «общий смысл».
На этом свидетеля отпускают.
Фото: Александра Астахова / Медиазона
Гособвинитель переходит к письменным материалам дела — зачитывает их долго и монотонно.
В это время у одной из слушательниц на телефоне включился фильм «Голод» Александра Архангельского. Женщину грубо прогоняют из зала.
При этом, когда 20 минут назад на телефоне одного из свидетелей обвинения включился ролик про «защитников отечества» и участников «специальной военной операции» — его никто не выгнал.