Процесс Савченко.

Свой рассказ Савченко начала с пояснений, что они никогда ранее не испытывала ненависти к россиянам, как не испытывает ее и сейчас. Затем она сообщила, что в армию она призвалась в октябре 2003 года – чтобы стать летчиком, ей было необходимо прослужить не менее года. По словам Савченко, ее служба в Ираке длилась полгода — «это была миротворческая миссия, организованная Украиной». Вернувшись оттуда, Савченко поступила в Харьковский институт ВВС, где получила специальность штурман-оператор МИ-24.

«Дальше у нас был Майдан. Я скажу только одно — это абсолютно не дело России, это наше внутреннее дело, и о том, за какие идеалы я выходила туда, я уже неоднократно говорила, и это не дело суда. В этом нет никакого преступления, как бы ни хотели обратного русские СМИ и русские власти», — пояснила суду Савченко. После того как Крым присоединился к России, а на юго-востоке Украины начался вооруженный конфликт, Савченко начала проситься на фронт, но руководство ей в этом отказывало. Тогда она воспользовалась положенными отпусками за суточные дежурства («это мы Януковича охраняли, дачки его»). Савченко поехала в зону АТО добровольцем и обучала там молодых солдат. В «Айдаре» она оставалась до конца отпуска, 15 или 16 июня 2014 года он заканчивался, однако Савченко задержалась там из-за начала боев и попала в плен. Свои перемещения по Луганской области в тот день Савченко показывала при помощи карт и нарисованных ею схем.

23 июня, по словам подсудимой, ее вывезли из луганского военкомата, где Савченко держали в плену, и перевезли в Россию. Из Луганска ее вез крупный бородатый человек с упитанным лицом. По предоставленной адвокатом Ильей Новиковым фотографии Савченко опознала в нем Павла Карпова – в прошлом помощника сотрудника администрации президента России Никиты Иванова, по информации «Новой газеты», курировавшего правые движения. Имя Карпова неоднократно звучало в суде над неонацистами из группировки БОРН. «Новая газета» отмечала, что в 2014 году Карпов был замечен в Луганске, где активно сотрудничал с тогдашним главой ЛНР Валерием Болотовым. В распоряжении адвокатов оказались материалы прослушки телефонного разговора между, предположительно, Болотовым и Карповым. Собеседники обсуждали взятую в плен Савченко и то, что ею интересуется ФСБ. Защита попросила вызвать их обоих на допрос, однако суд в этом отказал. Кроме того, адвокаты попросили вызвать в Донецкий городской суд следователя Маньшина. Прокуроры попросили у суда время для изучения ходатайства. Сегодня допрос Савченко будет продолжен.

Гособвинители начинают с сообщения своей позиции по ходатайству о вызове следователя Маньшина: они не возражают, если он будет допрошен. Судья Леонид Степаненко удовлетворяет ходатайство о вызове следователя Дмитрия Маньшина.

«День второй марлезонского балета. Я подробно объясняла, какая у меня летная подготовка, но я должна добавить. А то тут один из артиллеристов говорил, что раз бомбы ты метала, то и корректировать можешь. Такое упражнение как бомбометание я не выполняла. Зрение у меня не единица. Оно допустимо для летчика, оно, конечно, не минус шесть, но и не единица».

«Еще один момент хочу прояснить. Здесь звучало про "снайперские карты". Вот я хотела бы услышать здесь специалиста, который бы мне рассказал, что это такое. Ну нет такого понятия. Я за десять лет о нем не слышала».

Что сказать о батальоне "Заря"? Я не скажу, что они были такими подонками отъявленными. Мне понравилось, что у них было подобие дисциплины, у них было какое-то подобие иерархии, они признавали старших. Охрана у них была организована неплохо, засады тоже. В батальоне "Заря" действительно над пленными, ну кроме того, что было в бою, не издевались. Один раз только били ночью: два зашли офицера, один остался возле меня, другой пошел ребят избивать. Больше в батальоне "Заря" на моих глазах не было издевательств.

«Я нарисовала вышку в масштабе, я нарисовала рост человека и дорогу, как мы видели это на записи видео с беспилотника», — прикладывает еще одну схему.

«Никак нельзя бы видеть того оператора Денисова, который сидел под амфибиями. Там у них была минометная точка. Что ты первым вырубишь, огневую точку противника или людей с сумками? Конечно, я бы наводила по минометам, которые, если бы я сидела на той вышке, я могла бы видеть по вспышкам», — объясняет ход своих рассуждений Савченко.

Объявляется перерыв для принесения стола.

«Что я показала тут? Лист горизонталь — это земля. Вертикальная полоска — это лес, я взяла в среднем высоту 10 метров. Вот это вышка, покажи вышку, Коля. Марк, бери нитку, уходи туда на тот конец. Там возле Марка показано — если брать амфибию, надо взять спичку два миллиметра. Я показала пунктирами, где она находится. А точками я там нарисовала оператора Денисова и беженцев. Где погибли журналисты, я не рисовала, потому что никто не показал нам, где точно было это место».

«В горизонтали видимость полностью исключена. Но так как у нас есть рельеф, лучше делать комьютерный рассчет с учетом рельефа. Давайте мне сюда вышку и нитку, я их буду сматывать», — обращается Савченко к адвокатам. Она просит суд приобщить макет и те схемы, которые только что демонстрировала.

«Портянку», как она ее называет, с экспериментом Савченко сворачивает и тоже передает суду. «Это называется схематические зарисовки ваших показаний», — объясняет судья.

Адвокат Фейгин многословно напоминает, что защита уже неоднократно просила суд провести следственный эксперимент на месте, но не получила никакого ответа. Сами адвокаты тоже не имели возможности проехать на место и сделать что-то самостоятельно. Он согласен приобщить схему Савченко, но подчеркивает, что «этого явно недостаточно».

Полозов напоминает, что проведенный следствием в Подмосковье эксперимент не соответствует условиям, которые были на месте действия в Луганской области, — в частности, в Подмосковье просто не было никаких лесопосадок.

Что касается приобщения этой модели, говорит прокурор, подсудимая вправе пользоваться рукописными заметками, а про макет в УПК не сказано, поэтому гособвинение против приобщения его к делу.

«Шо, я зря зробила?!» — говорит подсудимая. Но суд удовлетворяет ходатайство.

«Теперь подобьем результат по 17 числу. Что говорит обвинение? Наверное, юридически это звучит у вас как "основано на косвенных доказательствах". Что говорили все ваши специалисты? Что Савченко "могла". Да, могла: если надо, она и раненой на вышку залезет, и коня на скаку остановит. Единственное, что я никогда не могла бы, — наводить огонь на безоружных людей. Я солдат, а не убийца. Даже если бы они были врагами. Нет оружия — нет боя. Еще раз дам ответ на дурной вопрос прокурора, убивала ли я людей. Убивала в бою, убивала, когда они нападали на мою родину. Но я никогда не убивала безоружных».

— Вопросы будут по 17 числу? — обращается она к своим адвокатам.

— Да, — говорит Полозов. — Вы вот эти амфибии в тот день сами видели?

— Нет. Я видела у них только одну амфибию, которая стояла на блокпосту Счастья. У Металлиста я не видела ничего.

Вечером в комнату, где она сидела, зашел человек, который представился Адамом Умаровым. Он передал Савченко бумажку, на которой была написана фамилия лейтенанта С. («Имя его я вам не скажу, даже если он уже мертв»), которого он искал как наводчика.

«Я сказала: можете не искать, я наводчик. Я уже объясняла, почему я так сказала — потому что если этот человек жив, он может еще выполнить свое задание. Я уже в плену, поэтому могу взять на себя».

Заходил к ним и «офицерский костяк» ополченцев, разговаривали, потом забегал [Адъютант Плотницкого Евгений] Коломиец, «который строил из себя важное число» и кричал, что без него с ней разговаривать нельзя. Коломиец, «хитро улыбаясь», рассказывал ей, как он договорился с разными службами и кому ее хочет передать и что «под них надо ложиться».

В один из дней Владимир Громов («Он уже мертв») давал ей позвонить со своего телефона и прямо говорил, что «тебя передадут в Москву», а в Украину не вернут. Умаров пару раз давал ей позвонить с ее телефона Fly. Заходил к ней и сепаратист Карягин, у него был телефон Vertu, «он говорил, что я много выделываюсь».

Рассказывает, что смогла открывать и перестегивать наручники, чтобы было удобнее. Один из конвоиров увидел и рассказал об этом, в комнате все перевернули, но ничего не нашли. Потом она показала, что открывала их «крокодилом» от защитного костюма.

«Один был у нас по телевизору в суде, это который путал беременных женщин с мужчинами, — отвечает Савченко. — Приходили какие-то мужчины, они переставляли кровать, потому что фон им не нравился. Двое стариков приходили из газет, которые говорили, что хотели бы меня в шелковом платье увидеть, ну я объяснила этим старым извращенцам, почему на войне в форме ходят».

«Коломиец изначально приходил и подло улыбался. Только один раз пришел и сказал, что все решил, а я уеду в Магадан. Когда приходил Плотницкий, он вокруг швайкой бегал».

Плотницкий «захаживал время от времени», вспоминает Савченко, постоянно приходил начальник охраны.

— Когда 23 числа вас вывозили, вы понимали, куда вас везут?

— Понимать понимала, верить не хотела.

Выехали на поляну, там водитель сказал, что дальше окопы и нельзя проехать, вспоминает Савченко. У него был русский акцент и вопросы на украинском он не понимал. Подошли две тени, они махнули рукой, «меня вывели из машины и отвели в сторону». Эти двое говорили с русским акцентом и повели ее глубже в лес. Водитель «Нивы» напомнил им забрать «ее вещи» и передал им файл с документами и телефоном.

«Они начали говорить со мной первыми. Они, наверное, сидели: я такой жаргон услышала, когда уже сама села. Они сами сказали, как их зовут. Я на украинском спросила: "Я в России?" — "Да". Водитель то ли плохо понимал украинский, то ли плохо слышал. Я спросила: "Куда везете?" Мне сказали: "Подарок Атамана, домой едешь". Дальше с этими ребятами я старалась не общаться, потому что интеллекта у них было маловато».

Они приехали к месту, где на треугольнике безопасности стояла машина ГАИ. Возле этого автомобиля Бобро и Руденко сказали: «О!» — и сразу стали к ней выруливать, без каких-либо сигналов со стороны находившихся в машине. Поздоровались с сидевшим в ней за руку.

Суд объявляет перерыв до 14:00.

Савченко курила в машине, наружу ее не выпускали. «Мы ждали, подъехала машина, такого вот типа, светлая», — показывает рисунок с микроавтобусом. Ночь была звездной, но не лунной. Машина остановилась метрах в 150 от автомобиля с Савченко.

«Этот человек вышел, он был одет в голубую рубашку, серую куртку, бежевые штаны, у него не было маски». Он подошел, спросил у Савченко, кто она. «Я военнопленная», — приводит подсудимая свои слова. Человек вернулся в машину и надел маску, флисовую камуфляжную.

Савченко описывает, как в машине были расположены сидения и кто где сидел. Все были в масках. На перекрестке остались машина Бобро, машина ГАИ и «тот человек, который являлся реальным Почечуевым». Четыре человека повезли ее в микроавтобусе в сторону Воронежа. «Ехали мы четыре часа, а не всю ночь, как он нам тут рассказывал».

Остановились в Воронеже глубокой ночью. Старший группы, который, по ее словам, и представлялся в суде Почечуевым, позвонил и спросил, куда ее везти. Встретил мужчина в штатском возле какого-то учреждения. Как она позже узнала, это был следователь Александр Медведев. Завели в 309 кабинет, налили кофе, Медведев достал ее телефон Fly, «он у него уже оказался каким-то чудом».

Около 5 утра Савченко привезли в отель «Евро» — а не днем, как говорили в суде его сотрудники, отмечает подсудимая: «Мы подъехали, вышли, водитель остался, вышли два в черной форме и масках. Один был выше, другой пониже. Маски были американского кроя».

«Отель этот, конечно, просто ужас. Пусть это будет на совести вашего Роспотребнадзора или этой Лены Летучей с "Ревизора", — вспоминает Надежда. — Обычная забгаловка придорожная для дальнобойщиков. Я уже описывала комнаты. Там была стоянка для фур, там была шаурмячная с синей крышей».

Следователь спрашивал ее о Майдане, об Авакове, Коломойском «и тому подобных вещах». Потом ушел, она оставалась с двумя охранниками, которые периодически сменялись. Описывает оружие и гаджеты, которые были у них. «Некоторые были в масках, некоторые снимали, некоторые и ели в масках — у кого какие привычки».

Приходил один подполковник Сергей, « у него была идентичная с моей форма». «Все они долбили одно и то же, про Майдан, эти разговоры добивали, я уже говорила: отстаньте, дайте поспать».

24 июня Маньшин допрашивал ее устно в первый раз, 25-го пришел с ноутбуком и принтером, там же все распечатывал. Он пришел с женщиной, добавляет Савченко: сказал, что это переводчик, потом она оказалась сотрудником Следственного комитета.

26 июня следователь приходил два раза, сначала попросил написать бумажку в ФМС для восстановления документов («Я написала ту бумагу, которая лежит в материалах дела»), второй раз 26-го он пришел с той же женщиной, Викой (сотрудницей СК), и переводчиком Диденко. «Установили видеокамеру и начался долгий и нудный допрос, закончился он после одиннадцати».

30 июня сменились охранники, а к вечеру пришли двое — Маньшин и «тот, что стоял в дверях», Сазонов.

Камуфляж и берцы она убрала в пакеты, которые ей дали.

Там ее вещи доставал и осматривал Маньшин, у него по-прежнему был телефон Савченко. «Он начал рыскать по карманам и нашел там деньги какие-то. Сказал: "Оо, кто это тебя так подогрел?"» Савченко говорит, что для нее это был нонсенс, она никогда в руках не держала русские деньги. Маньшин записал, что у нее найдены около 5 тысяч рублей. При допросе уже был назначенный адвокат Шульженко.

Все вещи отобрали, повезли на медицинское обследование, «там мы час ждали врача», он написал какое-то заключение. Дальше Маньшин не ездил с ней, а полиция отвезла в ИВС. «Там я жила три дня. За эти три дня меня один раз отвезли в Следственный комитет, там я уже увидела Медведева при параде. Потом меня отвезли в суд и закрыли в СИЗО».

«Ну понимаешь, у меня тоже есть начальник, если не будешь сотрудничать, будет небо в клеточки», — она снова тонким голосом передразнивает следователя Маньшина.

Адвокат Новиков просит подробнее рассказать о допросе с применением детектора лжи. Это было 27 июня. «Какой-то ящик железный, какой-то монитор, к пальцам и животу подключены какие-то электроды. Этот человек мне задает какие-то вопросы», — описывает подсудимая.

«Я ему рассказывала, как я шла, что шла за ранеными, он даже на карте отмечал. Я говорила, что не знаю даже, где этот Металлист. Его мало интересовала, что я там в плену была, как меня похищали, его вообще не интересовало, зачем ему, он и так все знал».

Маньшин сначала говорил ей, что Савченко допрашивают как свидетеля по делу о незаконных методах ведения войны на юго-востоке Украины.

«Я не специалист, но по опыту я скажу, что Волошин не выжил бы даже в шестом классе бронежилета, но Корнелюк мог бы».

Адвокат Новиков уточняет, задавал ли Маньшин вопросы о корректировке огня. Спрашивал немного про минометный огонь, говорит Савченко. «Он сказал, что есть видео, где я сказала, что да, меня можно считать наводчиком, я говорила вправо-влево. Все первые дни Маньшин говорил, что от минометного огня погибли журналисты».

«Увидела его в первый раз в батальоне "Айдар", их было человек пять из Полтавы. Эти ребята были более толковые. Один из них был тот, которого тут называли "Танкист", которого потом дорезали. На стрельбы ко мне они приходили все, я видела, что они стрелять могут более-менее как-то что-то».

17 июня их без разведки отправили в гольф-клуб, они были в той группе, которую Савченко «бегом вернула»: «Решили ехать в разведку, и один майор дал танк своего подразделения. Я подошла к этой группе, которую вернула, сказала, что "пять Полтава на броню". Про этих я знала, что они хотя бы обстреляны».

Вместе с ними они зачистили гольф-клуб, потом танк укатил, а крики Савченко о том, что надо слезать, они не услышали. Танк потом был подбит и захвачен. Больше Синяговского она не видела, и узнала о его судьбе уже при изучении материалов дела.

— Каковы были ваши истинные цели, когда вы так настойчиво стремились в зону АТО?

— Вы издеваетесь? Я объясняла это полдня. Я защищала свою землю, это непонятно?!

— Вы называете Российскую Федерацию врагом, который бьет в спину. Это выражает ваше отношение к России и ее народу?

— Давайте сделаем разделение на Российскую Федерацию и ее народ. Народ — это не вы. Народ вас тоже не любит. Российская Федерация для меня олицетворение вашей государственной власти и ее захватнической верхушки. Давайте не путать, пожалуйста.

— Так почему именно «Айдар»?

— Ближе всего к линии боя. Вот ответ прямой.

— У вас были еще знакомые, которые могли вам помочь устроиться в батальон?

— Вы сейчас глупость какую-то несете. Это в органы у вас устраиваются. У нас есть понятие перевод, я Мельничуку сразу сказала, что не смогу сейчас остаться больше своего отпуска.

— То есть вы там были никто?

— Да, я там была доброволец.

«Почему вы остались в «Айдаре» после окончания отпуска, если за самовольное оставление части предусмотрена уголовная ответственность?» — спрашивает прокурор. Савченко ругается, что не надо путать присягу и «военный дебилизм», и что это никак не было самовольным оставлением части.

— Во сколько вы увидели Годзяковского и Рыбалко, которые на автомобиле вашей сестры проехали мимо вас?

Формулировка «надрочены» вызывает протест прокурора. «Нормальное же слово. Ладно, скажем "накручены". Следующий вопрос», — Савченко очень резко говорит с гособвинителями.

Снова подробно рассказывает, где и как стояли подбитые БТРы, снова достает свои цветные схемы и дотошно объясняет, где и что она видела.

Судья Степаненко вдруг спрашивает, какая у Савченко была зарплата. «Не поверите, 6200 гривен. Даже больше скажу, моя зарплата депутата сейчас — 7 тысяч гривен, ненамного больше, чем у летчика», — сообщает Савченко.

Судья объявляет перерыв.

«Но за Маньшина вам спасибо! Я его порву, як Тузик тряпку», — обещает она. «Пусть сначала явится», — замечает адвокат Новиков.

Прокурор Кузнецов уточняет про шнурки: когда их разрезали и вытащили. Разрезали, когда после захвата пытались берцы снять, говорит Савченко. Она спрашивает у суда, нельзя ли на прокурорах показать, что такое подсечка под ногу? «Все и так знают», — не разрешает председательствующий.

Разрезанные шнурки даже попали на видео журналистов из военкомата, рассказывает подсудимая. Шнурки были почти до 23 числа, а потом во время обыска сепаратисты и их вытащили.

— Что значит зачистка гольф-клуба, о которой вы говорили?

— Мне не особо нравится слово «зачистка», звучит обычно жестоко. Но оно имеет военное и тактическое значение. После боя обычно делается зачистка. Нам надо было убедиться, есть ли там кто-то еще или они уже отступили.

— Я вам о нем рассказывала, я рассказывала о «Ниве» подробно, но что он Карпов, я узнала только по той фотографии, которую мне показал адвокат.

Суд объявляет перерыв до завтра, 4 февраля.