Уголовное дело на Олега Орлова возбудили из-за антивоенной статьи «Им хотелось фашизма. Они его получили». 11 октября 2023 года Головинский суд Москвы приговорил правозащитника к штрафу в 150 тысяч рублей по статье о «дискредитации» российской армии.
Позднее прокуратура обжаловала этот приговор, потребовав назначить Орлову три года лишения свободы. 14 декабря представители обвинения заявили, что при расследовании дела упущен мотив политической и идеологической ненависти. Мосгорсуд согласился с их доводами и вернул материалы на повторное расследование.
27 февраля Головинский суд назначил правозащитнику 2,5 года колонии. Из здания суда его конвоировали 15 силовиков.
После приговора близкие Орлова так рассказывали о его изнурительных ежедневных поездках в суд: «Каждый день 70-летнего правозащитника с утра, еще до завтрака по требованию судьи Елены Астаховой увозят из СИЗО в суд для ознакомления с материалами дела и привозят обратно лишь ночью. Зачастую он бессмысленно проводит целый день в конвойном помещении, потому что сотрудники суда не могут обеспечить ему работу с материалами. Орлов простужен, лишен горячей пищи, отдыха, а также конфиденциального общения с адвокатом».
После этих поездок у сопредседателя «Мемориала» начало ухудшаться здоровье, он стал терять слух: «Орлов простудился из-за условий, в которых он находится во время поездок и в суде. Это видно невооруженным глазом, что не мешает судье Астаховой требовать продолжать поездки. Правозащитник написал заявление о том, что ему нужна медицинская помощь. Однако из-за ежедневных поездок он даже не может попасть к врачу в СИЗО — ведь его выводят из камеры еще до завтрака и привозят обратно лишь ночью».
Замоскворецкий суд Москвы должен был рассмотреть жалобу сопредседателя «Мемориала» Олега Орлова на внесение его в реестр «иностранных агентов» 10 апреля, но правозащитника не привезли в суд и не подключили к видеоконференцсвязи.
Заседание перенесли на 25 апреля. Представительница Орлова Александра Баева настаивала, что «обеспечение участия через ВКС не является достаточным»: в СИЗО правозащитник простудился и начал терять слух. По ее мнению, это помешало бы Орлову полноценно защищать свои права в суде по видеосвязи.
Несмотря на то, что представитель Минюста не возражал против очного присутствия Орлова на заседании, суд отказал в просьбе защиты и постановил подключить правозащитника по ВКС.
На следующий же день Олега Орлова этапировали из Москвы — еще до апелляции на приговор. «Ни его, ни адвоката или жену не уведомляли о том, что его планируют этапировать в другой регион. У него не было достаточно времени собрать вещи и подготовиться к этапу», — сообщили в «Мемориале». 25 апреля заседание также не состоялось.
Это первый суд Олега Орлова после приговора. Незадолго до второго решения суда по этому делу Минюст признал правозащитника «иноагентом».
Поддержать Олега Орлова пришли около 20 человек, в том числе глава «Мемориала» Ян Рачинский, передает корреспондент «Медиазоны» из зала суда.
Орлов не видит и не слышит происходящего в зале. Адвокат Катерина Тертухина и журналисты возмущаются, они говорят, что по закону Орлов должен знать, что его снимают. Тертухина также просит дать ей возможность поговорить со своим клиентом и отмечает, что «пресса ей не мешает». Сотрудник суда, запустивший журналистов в зал, утверждает, что «даже не знает, как эта система [видеосвязи] работает».
Фото: «Медиазона»
Орлову, наконец, включают микрофон. Происходящего в зале он все еще не видит и уточняет, с кем говорит.
— Привет, Москва!
— Это Катя, ваш адвокат, мы в Замоскворецком суде, — приветствует Орлова Тертухина.
— Вы мой адвокат? Как приятно! — смеется Орлов.
На вопрос о самочувствии он отвечает: «Все нормально, хорошо, слава богу, тепло на улице, пережили холода. Многие в тюрьме еще болеют, но мы, слава богу, избежали».
Орлов добавляет, что ему не доставили последнюю посылку, хотя присутствующие говорят, что судя по трек-номеру, она уже должна была дойти.
Орлов спрашивает, присутствует ли в зале его жена Татьяна Касаткина — женщина опаздывает. По словам правозащитника, в субботу им с женой получилось «хорошо поговорить полные 15 минут». На руках у него еще одно разрешение на звонок, но «два, похоже, потеряли где-то». Касаткина в итоге успевает попасть на заседание.
Орлов благодарит всех за поддержку. Письма, которые ему присылают, он называет «очень важной частью своей жизни».
Судья Мария Патык входит в зал, Орлов даже не понимает, что заседание начинается. Ему, наконец, включают камеру. Патык открывает заседание и разъясняет Орлову его права.
«Ваша честь, мне понятны права. Мне непонятно, как выступать и отвечать: стоя, когда вы видите только половину моего лица, или сидя?» — спрашивает Орлов.
Судья разрешает выступать сидя.
Судья зачитывает исковое заявление Орлова и его защиты. В нем подчеркивается, что Орлов — российский правозащитник. Он работал в зонах вооруженных конфликтов, в том числе на Северном Кавказе в начале Второй чеченской войны. Был членом СПЧ при Президенте РФ. Лауреат премии за свободу мысли имени Андрея Сахарова и премии Московской Хельсинкской группы. Орлов и его защита считают, что Минюст не представил достаточных обоснований для признания Орлова иностранным агентом, кроме того, сам закон об этом является дискриминирующим. Когда зачитывали иск, связь с Орловы то и дело прерывалась.
Адвокат Тертухина просит суд оказывать «юридическую консультацию» Орлову. Патык разрешает. Адвокат предлагает правозащитнику высказать свою позицию в прениях.
Выступает представитель Минюста по фамилии Воробьев. Он говорит, что по информации, поступившей из Роскомнадзора, Орлов является сопредседателем центра защиты прав человека «Мемориал» и членом правления фонда «Общественный вердикт».
По словам Воробьева, в 2022 году правозащитник был дважды признан виновным по административным статьям о дискредитации армии, а в 2024 году его признали виновным в повторной дискредитации армии.
Кроме того, рассказывает сотрудник Минюста, Орлов «распространял сообщения и материалы для неограниченного круга лиц в Фейсбуке», и участвовал в создании материалов ряда иностранных агентов.
Воробьев приводит список изданий и журналистов, которым Орлов давал интервью: SotaVision, «Радио Свобода», телеканал «Настоящее время», Deutsche Welle, Катерина Гордеева. Отдельно Воробьев отметил, что «Радио Свобода» признана в России нежелательной организацией и запрещена.
Представитель Минюста Воробьев отвечает на вопросы Александры Баевой, еще одной защитницы Орлова.
Воробьев говорит, что Олег Орлов оказался в реестре «иноагентов» 2 февраля этого года, но не отвечает на вопрос о том, сколько времени Минюст готовился к внесению правозащитника в реестр.
Кроме того, Баева интересуется, на основании чего Орлову присвоили статус «иностранного агента». Воробьев напоминает о публикациях Орлова в фейсбуке и говорит, что Минюсту также известно об участии правозащитника в митингах — а следовательно, Орлов занимался политической деятельностью.
Воробьев также говорит, что «лицо, намеревающееся действовать в качестве иностранного агента по закону обязано подать соответствующее заявление». А так как Орлов этого не сделал, он оказался в реестре «принудительно».
Когда Баева перебивает Воробьева, он обижается и говорит, что «может вообще не отвечать на вопросы и просто ссылаться на возражения Минюста».
— Какой иностранный источник оказывал влияние на Олега Орлова — спрашивает Баева.
— Предусматриваются в том числе нематериальные формы поддержки, в частности информационная помощь, — отвечает Воробьев.
Воробьев вздыхает, указывая, что «уже говорил, но готов еще раз повториться, это его работа».
Он повторяет названия СМИ-иностранных агентов, которым Орлов оказывал «информационную помощь», и называет также ООО «Мемо», ЦЗПЧ «Мемориал», «Кавказ Реалии».
«Вы хотите, чтобы я сказал, что его [Орлова] кто-то под руки вел, насильно заставлял?» — нервничает Воробьев в ответ на вопрос о том, почему рядовое интервью журналистам является информационной помощью.
Баева спрашивает, может ли Воробьев попасть в реестр иностранных агентов, если о судебном заседании напишет кто-то из названных им СМИ, «особенно если у него есть фейсбук».
Воробьев сразу отмечает, что соцсеть принадлежит Meta, признанной в России экстремистской, поэтому «никаких таких страниц у него нет», но никто не лишен права обратиться в Минюст, если считает, что кто-то должен быть внесен в реестр иностранных агентов.
Адвокат Тертухина спрашивает, обращался ли кто-то с таким заявлением по Орлову, Воробьев отвечает, что у него нет об этом сведений.
Баева уточняет, является ли знакомство с другими физлицами-иногентами причиной для внесения в реестр. Она ссылается на упоминание в возражениях Минюста «взаимодействия» Орлова с главой комитета «Гражданское содействие» Светланой Ганнушкиной.
— Мы не говорим о дружбе, это ваши домыслы. Совместное чаепитие Минюст не рассматривает как иностранное влияние, в отличие от информационной помощи, — отвечает Воробьев.
— Любой человек, который участвует в митингах, шествиях, пикетированиях, уже одной ногой иностранный агент?— спрашивает Баева.
— Если вам так проще думать, да. Это одно из оснований, — отвечает Воробьев.
— Если человек систематически выражает мнения с критикой публичной власти, он иностранный агент? — подключается Тертухина.
— За иностранные деньги! — уточняет Воробьев, быстро поправляется: «Или на иностранных площадках».
Защита Орлова указывает на избирательность при включении правозащитника в список «иноагентов».
«Мы уже месяц никого не включали в реестр, о каком выборочном включении идет речь?», — возмущается Воробьев.
Баева отмечает, что специально посмотрела канал журналистки Катерины Гордеевой, и после Орлова интервью ей дали больше 40 человек, значит, «выборочность все-таки есть».
Воробьев еще раз предложил защитнице обратиться в Минюст с предложением включить кого-то из давших интервью в реестр, потому что он «за каналом Гордеевой не следит».
«Более 5,5 тысяч административных дел о "дискредитации армии" было заведено в России. Все ли эти люди могут быть внесены в реестр?» — продолжает Баева допрашивать представителя Минюста.
Воробьев говорит, что это просто «форма фиксации», которой они имеют право доверять: составлен протокол, он вступил в силу, «почему нет?».
«Решение о внесении в реестр принимает Олег Михайлович Свириденко, заместитель министра юстиции, а не я, действующий в суде по доверенности», — отдельно уточняет Воробьев.
«Почему вы обосновываете включение в реестр 2 февраля в том числе приговором Головинского суда о "повторной дискредитации" от 27 февраля?» — спрашивает Тертухина.
Воробьев говорит, что Орлов внесен в реестр в результате «анализа сети Интернет». Он не может объяснить, почему в возражениях ссылка на приговор.
По словам Воробьева цель внесения Орлова в реестр «иноагентов» — «правоохранительная».
После рассмотрения материалов дела суд переходит к прениям. Орлов просит выступать первым. Вот выдержки из его речи:
«Уважаемый суд, по-моему, все это достаточно смешно. Я говорю из тюрьмы, причем не из московской, а из сызранского СИЗО, куда меня этапировали достаточно неожиданно, из холодного подвала. Мне здесь сидеть еще не меньше двух лет. А я тут пытаюсь оспорить какое-то нелепое постановление. Разве не место мне здесь, как иностранному агенту? Я выступаю за сохранение прав и свобод граждан нашей страны, которые им гарантирует Конституция. Я позволю себе высказать некоторое предположение: по-моему Минюст исходит из аксиомы, с их точки зрения в нынешней России требовать соблюдения Конституции можно только находясь под иностранным влиянием.
Но все-таки Минюст привел кое-какие аргументы, совсем их не приводить было бы странно даже для нашего Минюста. Он ссылается на то, что я являюсь сопредседателем ЦЗПЧ "Мемориал". Хорошо понимаю логику чиновников. Действительно, по нынешним временам само сочетание "защита прав человека" выглядит как что-то крамольное, подрывающее основы власти. Фонд "Общественный вердикт" занимается защитой людей, в том числе заключенных — в моем положении это важно — от насилия силовиков.
Хорошо понимаю Минюст! Силовики правят бал, такое абсолютно неуместно. В интервью я говорил все, что я думаю, об органах публичной власти и проводимой ими политике. Что же делать, если антиконституционный закон относит к политической деятельности любую критику публичной власти? Уважаемый суд, вы видите решетку. То, что я нахожусь в тюрьме, не изменило мою позицию, не добавило уважения и любви к нынешней российской власти. Но теперь-то отсюда я вряд ли могу руководить общественными организациями, говорить с журналистами, хотя я много что бы хотел им сказать! Как я отсюда могу осуществлять политичекую деятельность? У меня опять сомнения.
Минюст возразит: мое выступление сейчас тоже является политической деятельностью. Что же, мне совсем нечего ему возразить? Вернемся к иностранному влиянию! Сотрудники себя не утруждают: приводят те же публикации, о которых я говорил. Все эти СМИ и журналисты признаны иноагентами. Что же делать, если в нынешней России почти все честные независимые СМИ за небольшим исключением признаны иностранными агентами? А все больше честных журналистов включают в этот реестр? Также Минюст объясняет иностранное влияние мое взаимодействие с друзьями-правозащитниками, нелепо внесенными в этот реестр. Если я выпью чай с моим другом Светланой Ганнушкиной, прошу заметить, в Москве, не в Париже, и мы обсудим какие-то дела, это уже будет иностранным влиянием. Я снова позволю себе напомнить, что я нахожусь за тюремными стенами, решетками, колючкой. Сомневаться, что я здесь огражден от этого, даже как-то оскорбительно для ФСИН!
Хотя бы пока я тут нахожусь, мне кажется, можно меня исключить из реестра. Россияне нередко в компаниях больше трех упоминают публичную власть, часто на матерном языке: вот вам и политическая деятельность! Абсолютное большинство россиян ходят в джинсах иностранного производства, покупают телефоны, автомобили иностранного производства. Это вам не кофе с друзьями попить, это уже серьезно! Вот поэтому мне кажется, что решетки ограждают нас от иностранного влияния. Ваша честь, я бы предложил вам начать практику: меня исключить из этого реестра, а может быть начать подряд включать всех остальных. Завершая выступление, скажу, что полностью согласен с доводами искового заявления, подготовленного моим представителем Катериной Тертухиной. С точки зрения права само существование этого реестра должно быть исключено. Любому человеку, что-то понимающему в праве, это должно быть понятно».
В прениях выступает защита Орлова.
«Мы не услышали конкретики, — говорит защитница Александра Баева. — Пишут, что у истца есть фейсбук на 1,5 тысячи человек. Многие россияне в таком случае подходят под этот критерий. Из других примеров политической деятельности Минюст пишет о неоднократном участии Орлова в митингах, шествиях и пикетах. Тогда и выборы могут попадать под деятельность Федерального закона? Любая критика власти, дружба Орлова с Ганнушкиной, которая длится дольше, чем я живу, — уже иностранное влияние. Таким образом, реестр висит дамокловым мечом почти над любым гражданином России».
Отдельно она отмечает, что в SotaVision были опубликованы даже не интервью, а комментарии Орлова по результатам его судебных заседаний для всех присутствующих журналистов.
Обращает внимание Баева и на непропорциональность ограничения прав иностранных агентов, перечисляя ряд их нарушений, в том числе запрет преподавать, избираться и быть избранным.
«Таким образом, само законодательство об иноагентах и включение Орлова в реестр необоснованное и незаконное», — подытоживает Баева.
Катерна Тертухина в свою очередь напоминает, что более 40 лет Орлов борется за мир.
«Эта борьба всегда сопровождалась критикой государства, которое нарушает права и свободы человека», — говорит она.
Адвокат напоминает и о получении ЦЗПЧ «Мемориал» Нобелевской премии. «Лауреаты Премии мира представляют гражданское общество в своих странах. Они на протяжении многих лет продвигали право критиковать власть и защищать основные права граждан. Они приложили выдающиеся усилия, чтобы задокументировать военные преступления, нарушения прав человека и злоупотребления властью. Вместе они демонстрируют важность гражданского общества для мира и демократии».
Представитель Минюста Воробьев в прениях краток. Он говорит, что истец считает своей индульгенцией «получение премии за свободу мысли имени Сахарова». Однако, указывает Воробьев, эта премия утверждена Европейским парламентом, и получали ее также «лидер недружественного государства и лицо, причастное к экстремистской деятельности на территории РФ».
Баева обращает внимание, что Воробьев до прений «лукаво сказал, что у него есть какие-то комментарии по иностранному финансированию, но так и не сказал ничего об этом».
Тертухина еще раз отметил о том, что ссылаться на приговор от 27 февраля в возражениях при внесении Орлова в реестр почти на месяц раньше — «глупо и нелепо».
По словам Орлова, он все уже сказал и с иронией добавил, что «в реестр нужно включить всех граждан кроме тех, кто находится за решеткой, это было бы логично и правильно».
Судья ушла на вынесение решения.
«Что у вас на воле? У вас, по-моему, хуже все, чем у меня. Я сижу, у меня все стабильно, а у вас там новые посадки, аресты, черте что творится. Позвольте вам высказать свои соболезнования!» — обращается Орлов к пришедшим его поддержать людям.
Орлов рассказывает, что его новый сокамерник «по религиозным соображениям» в шашки и нарды не играет, поэтому он теперь играет сам с собой и «каждый день и выигрывает, и проигрывает». Он говорит, что камера у него — «2 на 4 с небольшим, включая туалет, стол, нары и умывальник».
«Как старший», продолжает Орлов, он спит на первом этаже нар, как и во всех предыдущих камерах.
«Я могу любить что угодно, но зэки проявляют уважение — старшие идут на первый этаж», — говорит Орлов. В нынешнем СИЗО его называют Петрович.
Библиотека в нем есть, «говорят, даже большая», но она не работает. Заключенные меняются книгами. Орлову «попадались» рассказы Куприна, книга о становлении советской власти в Украине, «которую нельзя было читать», приключенческий роман о Франции, «потрясающая книга» «Сегун» Клавелла, «Братья Карамазовы».
Он говорит, что в подвале, откуда ведется трансляция, «очень холодно», а в камере «уже хорошо»: «придет и будет согреваться». Камера проветривается, «все замечательно, хоть на окне и решетки».
Прогулки проходят под навесом, но между крышей и стеной щель метра в полтора, через которую сейчас «дует очень приятный теплый ветер». Дворики разные по размерам — «когда 4 на 5 это хорошо, но вообще на прогулках главное общение». На прогулки выходят «строго по камерам».
«Смешно, когда молодые зэки рядом с отсеком из женского блока, там такое общение, просто класс», — говорит Орлов.
«Понятно», — вздыхает его жена Татьяна. Все смеются.