Эдуард Малышевский — 50‐летний житель Москвы, в столицу он приехал на заработки из Нижнекамска, где осталась его семья. «Медиазона» уже подробно писала об этом неоднократно судимом мужчине, который в последние годы стал адептом движения «За государственность и духовное возрождение Святой Руси» Леонида Маслова.
На акции 27 июля его задержали на Тверской улице и отвели в автозак, припаркованный у тротуара. По версии следствия, находясь внутри полицейской машины, он ногой выдавил заднее боковое стекло, которое упало на командира отделения 2‐го оперативного полка, старшего сержанта Дмитрия Астафьева, от чего тот почувствовал «физическую боль и головокружение», но не получил травм: полицейский был в шлеме, рапорт об этом происшествии он написал через восемь дней после инцидента.
Малышевский по решению Тверского суда провел 13 суток административного ареста по части 1 статьи 20.1 КоАП (мелкое хулиганство), и затем три недели был на свободе, пока его не арестовали уже по уголовному делу.
На стадии следствия мужчина отказывался давать показания или кратко отрицал вину, но, по словам его адвоката, Александра Альдаева из правозащитной группы «Агора», Малышевский говорил: из автозака он увидел, как силовики бьют женщин на улице, и стал бить ногой по стеклу. При этом он не думал, что оно может упасть на полицейских, потому что те находились вне поля его зрения.
Поддержать подсудимого пришли бывший фигурант «Московского дела» Алексей Миняйло, активистка Ольга Мисик и его дочь Екатерина.
Заседание начинается с часовым опозданием, журналистов запускают в зал, места хватило не всем. Малышевский шутит, что кого-то можно посадить рядом с ним, поздравляет всех с прошедшим днем народного единства, он смущается перед камерами: «Как под дулами автоматов».
— Отвод не будем заявлять? — спрашивает адвокат у Малышевского.
— Нет, не будем. Исключительно из уважения к людям, которые здесь сидят, — отвечает Малышевский, для которого сейчас начинается не первый судебный процесс.
Дверь открывается, помощник судьи ищет потерпевшего по делу. Слушатели, которые не попали в зал, кричат про закрытый процесс. Малышевский улыбается им, те в ответ аплодируют. В руках у него белые четки.
Эдуард Малышевский. Фото: Максим Литаврин
В зал заходит судья Беляков и объявляет о начале процесса. Обвинение будет представлять прокурор Лариса Сергуняева, которая уже участвовала в делах по массовым акциям — в частности, просила отправить в колонию школьника Михаила Галяшкина, распылившего перцовый баллончик 12 июня 2017 года. Суд тогда назначил молодому человеку условный срок.
По просьбе судьи Белякова Малышевский встает и представляется. Когда очередь доходит до сведений о браке, Малышевский говорит, что в этой части законодательство «ущербное», имея в виду то, что оно не учитывает гражданский брак.
— Официально брак зарегистрирован? — уточняет судья.
— Ну вот видите. Ущербное. Нет, — отвечает подсудимый.
— На момент задержания работали официально?
Малышевский улыбается золотыми зубами.
— Нет, официально не работал.
У адвоката Альдаева обычное для таких случаев ходатайство: он просит освободить Малышевского из «аквариума» и посадить рядом с ним, ссылаясь на позицию ЕСПЧ и сопутствующиие сложности в коммуникации с подзащитным.
— Конечно, поддерживаю, обязуюсь себя вести спокойно, — реагирует сам Малышевский.
Прокурор против, потерпевший оставляет вопрос на усмотрение суда. Судья отказывается удовлетворить просьбу.
Прокурор Сергуняева начинает очень быстро читать обвинительное заключение: Малышевский 27 июля принял участие в несогласованном митинге, был задержан на Тверской улице, применил насилие к представителям власти, выбив пятикилограммовое стекло, которое упало возле автобуса; полицейский Астафьев испытал физическую боль.
Виновным себя Малышевский не признает.
— Да, я выбил окно, но этому предшествовала череда событий… — начинает объяснять он.
— По существу, Малышевский, пожалуйста, — просит судья.
— Да, я признаю, что я выбил, не вопрос. Но там не было 318‐й, не было у меня умысла, вообще о них не думал, эти бандиты избивали народ… — выступает подсудимый
Судья устанавливает такой порядок исследования доказательств: допрос потерпевшего, свидетелей, письменные материалы. Адвокат Альдаев просит сначала посмотреть видео, но ему отказывают.
Потерпевший Дмитрий Астафьев подходит к свидетельской кафедре. Он представляется, называет свои данные, говорит, что служит во втором оперативном полку полиции и неприязни к потерпевшему не испытывает. Судья Беляков разъясняет ему права.
Прокурор Сергуняева начинает допрос. Она спрашивает, почему потерпевший находился на Тверской улице; тот отвечает — по заданию руководства, в связи с проведением несогласованного митинга.
— В тот день мы прибыли на место всем нарядом в составе батальона. Совместно с другими сотрудниками и службами выставились на места. Тверская улица, дом 17, — рассказывает полицейский.
— Вы были в форме? — уточняет прокурор.
— В форменном обмундировании, со знаками отличия, при себе имелись средства индивидуальной защиты и спецсредства.
Астафьев говорит, что у дома №17 по Тверской улице «был организован КПП», где досматривали граждан, совершавших административное правонарушение.
— Получается, мы патрулировали улицу, [по рации] запросили помощь, мы прибежали к Тверской, 17. Там увидели агрессивную толпу, они ломали барьеры.
Астафьев продолжает: он и его коллеги начали охранять барьеры; он обернулся и увидел, как сотрудник нацгвардии, держась за барьер, падает, и тут он «почувствовал удар в голову».
— Так как я был в защитном шлеме… Я почувствовал удар в голову и на плечо, увидел, что у служебного автотранспорта отсутствует стекло.
Астафьев говорит, что увидел в окне служебного автобуса человека, который кричал, махал руками и ругался матом; увидел, что из проема, где было стекло, торчала нога. Потерпевший запомнил человека в оконном проеме по «залысине и рубашке»; позже он узнал, что это — Эдуард Малышевский.
Со слов Астафьева, он приказал коллеге подняться в автозак и успокоить задержанных. После того, как ситуация стала спокойнее, он доложил рапортом начальству о произошедшем.
Прокурор Сергуняева расспрашивает потерпевшего про машину: ее интересует, были ли на ней знаки отличия и прочие детали.
— Стекла имелись в автотранспорте?
— До того, как стекло выбили — да.
Астафьев считает, что человек не мог не осозновать того, что оно попадет в сотрудника, поскольку под автобусом стояла цепочка силовиков, а из окна автобуса видно происходящее на улице.
— Не могло быть другого стечения обстоятельств. Стекло бы целенаправленно попало в сотрудника в любом случае, — подчеркивает потерпевший.
Он говорит, что «данный гражданин [Малышевский] вел себя очень агрессивно, кричал», находясь в оконном проеме «пытался ударить сотрудников руками, ногами».
— Случайно стекло нельзя выбить никак, надо очень постараться. Там еще [в оконном проеме] клетка, — отвечает Астафьев на уточняющий вопрос прокурора.
Астафьев продолжает настаивать, что Малышевский кричал грубые фразы и вел себя агрессивно.
— Видеозапись производилась на этом мероприятии? — спрашивает прокурор Сергуняева.
Астафьев говорит, что да, оперативная съемка всегда ведется. Запись того, как на него упало стекло, потерпевшему показал следователь.
— Какие‐либо неправомерные действия со стороны вас или ваших коллег были [во время задержаний]?
— Никаких неправомерных действий мы не допускали. Все применения физической силы и спецсредств были с учетом ФЗ «О полиции».
Астафьев добавляет: «провокационных действий [со стороны полиции] не было, все было в рамках правового поля».
Сергуняева спрашивает, может ли потерпевший с уверенностью сказать, что на него уронил стекло подсудимый. «Уверенно точно не могу сказать», — говорит Астафьев. Он уточняет, что запомнил шорты и лысину на том, кто выдавил стекло. На видео четко видно, что стекло выдавливает Малышевский, уточняет он.
У прокурора больше вопросов пока нет.
Теперь вопросы потерпевшему задает адвокат Альдаев. Он интересуется, видел ли Астафьев момент падения стекла — нет, не видел. В СК сам Астафьев не обращался.
— Какой‐либо вред был причинен вам? — продолжает адвокат.
— Нет, я был в средствах индивидуальной защиты, — отвечает потерпевший.
— В медучреждение не обращались?
Астафьев говорит, что нет, и вновь повторяет про шлем.
Тогда Альдаев спрашивает у потерпевшего, что, по его мнению, можно считать насилием над представителем власти; суд снимает вопрос, так как это оценочное суждение. Также судья снимает следующие три вопроса от адвоката: о том, является ли, например, тягание сотрудника за форму насилием над ним, какого наказания заслуживает, по мнению Астафьева, Малышевский, и «насколько серьезно [потерпевший] оценил действия [подсудимого] в отношении себя».
Альдаев говорит, что при таких обстоятельствах нет смысла задавать вопросы; у него все.
Малышевский встает в аквариуме и замечает, что он не кричал матом, как говорит Астафьев. Судья просит задавать вопрос; подсудимый просит показать руками размер окошка для вентиляции, через которое он якобы кричал матом. Астафьев показывает.
Следом судья задает несколько уточняющих вопросов, и допрос потерпевшего заканчивается, он садится рядом с прокурором.
Помощник судьи вызывает свидетеля, полицейского второго оперполка Ивана Шупилова — это мужчина среднего роста в черной кофте и джинсах. Зайдя в зал, он спрашивает «Разрешите», затем проходит к свидетельской кафедре.
Шупилов торопливо рассказывает, что 27 июля проходил несогласованный митинг, он был командирован туда начальством. Полицейский стоял у обочины возле служебного автобуса — должен был досматривать задержанных и развозить их по ОВД, «куда решит начальство».
— В тот день приводили задержанных. Были более агрессивные граждане, орали, были чем-то недовольны. Потом завели их в автозак, я запомнил человека в шортах, футболке, рубашке... Все более-менее адекватно себя вели, а он сразу начал себя неадекватно вести, — начинает Шупилов.
Толпа, по его словам, начала «прорываться все больше и больше» вниз по Тверской в сторону Кремля и начали прорывать барьеры. Шупилов и его товарищи вышли из автозака и стали удерживать ногами барьер; в какой-то момент он заметил, что из автобуса вылетело стекло и попало потерпевшему «по каске, по плечам».
Прокурор просит подробнее рассказать о том, как было выбито стекло. Шупилов говорит, что выбить стекло непросто: надо сперва вырвать решетку изнутри, а затем — выдавить его. «Девушка не справится с этим», — замечает полицейский.
Он говорит, что стекло при падении не разбилось; он взял его и понес в автобус.
— Тяжелое, пять-шесть килограмм, — говорит он о массе стекла прокурору.
Далее следуют еще нескольких вопросов от прокурора — Сергуняева просит свидетеля, как и потерпевшего, проговорить, что полицейские не применяли незаконного насилия к протестующим и не устраивали провокаций — а потом вопросы задает защитник Малышевского Альдаев.
— Вы видели сам эпизод, как стекло падает на потерпевшего? — начинает адвокат.
— Да, видел.
— Вы потерпевшего до этого знали?
— У нас в полку 1400 человек… Всех в лицо не знаю.
— Вы однозначно можете сказать, что человек, на которого упало стекло, был Астафьев?
— Он был в каске…
Теперь вопросы задает сам Малышевский. Он встает и говорит, что перегородить дорогу «под носом у народа» — это и есть провокация. Они вступают со свидетелем в короткую перепалку, полицейский говорит про «общественный порядок, общественную безопасность».
Судья Беляков просит Малышевского сформулировать свой вопрос.
— Да нету у меня вопросов, — машет он рукой и садится. Допрос на этом окончен.
Следующий свидетель — еще один полицейский, Станислав Казеулов — высокий молодой человек в бело‐бирюзовой кофте, песочных брюках и с рюкзаком Under Armour.
Прокурор Сергуняева стандартно просит его рассказать о событиях 27 июля на Тверской улице; Казеулов, как и его коллеги, говорит о несанкционированном митинге, об инструкциях и постовых ведомствах.
— Что вам известно об обстоятельствах применения насилия в отношении потерпевшего?
— 27‐го я находился на службе. 4‐й батальон был и 5‐й, находились там с 11 утра. Ближе к 14:00 — 14:30 на Тверской, 17, сделали заграждение, не пускали митингующих в сторону мэрии. Они вели себя агрессивно, пытались проломить ограждения и пройти дальше.
У автобуса свидетель увидел Астафьева и заметил, что у служебной машины выбито стекло. Тогда свидетель зашел внутрь и увидел задержанных, спросил, кто его выбил. «Данный гражданин» — свидетель показывает на Малышевского — сказал, что «все нормально».
В дальнейшем он узнал по видео, что человек, похожий на задержанного, выбил стекло. Адвокат Альдаев замечает, что допрашиваемый — это косвенный свидетель, так как своими глазами он ничего не видел; судья говорит продолжать допрос.
Прокурор Сергуняева снова задает вопросы о незаконных действиях полиции, Казеулов, как и предшественники, говорит, что такого не было. Вес выбитого стекла он оценивает в пять килограммов и говорит, что его невозможно выбить без того, чтобы сорвать решетку.
У прокурора больше вопросов нет.
Очередь защитника Альдаева допрашивать свидетеля:
— Правильно понимаю, что вы подошли, когда стекло уже было выбито?
— Да.
— Потерпевшего знали [до случившегося]?
— Да, служим в одной роте.
— Вы уверены в том, что стекло упало именно на Астафьева?
— Да, уверен.
— Почему вы уверены?
— Я видел видео.
— Видео вам показали в СК?
— Да.
Вопросов больше нет ни у адвоката, ни у Малышевского, ни у судьи. Свидетель уходит. Больше свидетелей обвинения сегодня нет, прокурор просит отложить заседание. Альдаев против: он просит перед отложением допросить несовершеннолетнюю дочь Малышевского Екатерину, которая приехала из Удмуртии и вряд ли сможет приехать снова. Судья соглашается.
Адвокат выходит за дочерью Малышевского. Сам подсудимый в это время встает в аквариуме и просит не откладывать суд: он не понимает, зачем допрашивать силовиков, ведь он и не отрицает, что выбил окно, и «дело не в этом». Судья говорит, что решит это позже.
Пока дочь Малышевского подходит к кафедре, потерпевший Астафьев просит разрешения уйти: у него вручение диплома о высшем образовании. Он уточняет, что больше не хочет участвовать в процессе.
— Я [оставлю вопрос] на усмотрение суда, но прошу учесть, что [у подсудимого] есть дочь, — говорит он судье о наказании для Малышевского в случае, если того признают виновным.
Адвокат Альдаев просит Екатерину рассказать об отношениях с отцом.
— Я могу их назвать вполне хорошими, потому что мы созванивались, разговаривали очень много, он меня полностью поддерживал — как морально, так и материально.
Адвокат просит рассказать, как отец ей помогает. Девушка отвечает: ее мать (Малышевский живет с другой семьей) сейчас не работает, у нее проблемы, и она не может никак обеспечивать ее. До задержания отец был единственным, кто ей помогал, говорит Екатерина.
Сейчас частично ее поддерживает гражданская жена Малышевского.
— Ты работаешь сейчас или работала? Можешь про это рассказать? — интересуется адвокат.
— Я работала летом — для того, чтобы банально заработать на учебники…
— Катюха, сворачивай, лучше не надо проблемы сейчас выставлять. Проблемы есть, Бог поможет, — говорит Малышевский из «аквариума».
Екатерина продолжает говорить о работе и о том, что ей, возможно, придется бросить учебу. Малышевский сидит в аквариуме
— Слушай, Саныч, ну хорош, — так Малышевский обращается к адвокату, когда Екатерина рассказывает о том, что отец не всегда успевал ей уделять ей внимание, так как всегда искал работу.
— Катюх, я рад, что ты приехала в Москву, хоть и по такому поводу, — говорит Эдуард вслед своей дочери, когда ее допрос оканчивается, и она уходит.
Судья вновь спрашивает об отложении заседания. Малышевский удивляется — зачем откладывать: «Я думал, сегодня уже приговор».
Судья Беляков дает пять минут для перерыва, чтобы Малышевский и его адвокат согласовали позицию.
Малышевский и адвокат обсуждают, откладывать ли заседание, и оглашать ли показания тех свидетелей, которые сегодня не пришли; они договариваются оставить этот вопрос на усмотрение суда.
Адвокат Альдаев садится за стол.
— Жалко, что тут раздувают из мухи слона. Проблема в том, что наша уникальная власть считает, что она может воротить что угодно, — обращается Малышевский к слушателям через окошко в аквариуме.
— Вы в курсе, что недавно закон издали о запрете собирать грибы? Как бы судье не пришлось судить какого‐нибудь старичка, который корзинку не оплатил.
В зале все молчат.
— И вам добрый вечер, — говорит Малышевский, когда никто из слушателей не реагирует на его речь. — Ладно, потом зачитаю… Не очень я красноречивый.
— Давайте, пока тишина, я вам кое‐че прочитаю, а то че сидим. Я тут кое‐че накидал, — просовывается Малышевский в окошко «аквариума».
Он начинает читать свои записи, но в зал заходит судья, который откладывает заседание на 29 ноября 11:00.
— Простите пожалуйста, что так получилось, — обращается Малышевский к слушателям.
В коридоре кто‐то скандирует: «Свободу Малышевскому!».