На предпоследнем заседании по делу, которое состоялось в Мещанском суде 5 февраля, судья Ирина Аккуратова поставила вопрос о назначении комплексной экпертизы деятельности «Седьмой студии». Прошлое заседание состоялось 12 февраля и было посвящено согласованию вопросов, которые следует поставить перед экспертами. Сначала свой перечень вопросов представило обвинение, которое просило заказать исследование в Центре судебной экспертизы при Минюсте. Затем от имени защиты Серебренникова, Малобродского и Апфельбаум выступил адвокат Дмитрий Харитонов, который согласился с предложением прокурора привлечь к финансово-экономической части исследования экспертный Центр при Минюсте, а социологическую и искусствоведческую его часть предложил доверить деятелям культуры — дирижеру Владимиру Спивакову, режиссеру Борису Юхананову, директору премии «Золотая маска» Марии Ревякиной и другим.
Защита попросила передать на изучение экспертам все материалы дела целиком, а также приобщить к ним видео «Платформы» (всего 4 Тб), рецензии на 557 листах, распечатку страницы проекта в фейсбуке на 700 листах и список лиц, принимавших участие в проекте, на 142 листах. Изучению видео и было посвящено остальное время заседания; в самом конце адвокат Юрия Итина Юрий Лысенко выступил с дополнением: хотя «по поводу экспертиз у защиты всех подсудимых солидарная позиция», сказал он, следствием не установлен размер затрат на реализацию проекта «Платформа», а значит, неизвестно, имело ли место хищение. Чтобы ответить на этот вопрос, адвокат предложил заказать финансово-экономическую экспертизу частному консалтинговому центру.
Судья Аккуратова уже в зале, на заседание сегодня пришли более 40 слушателей и журналистов. Первым делом судья интересуется, будут ли у сторон дополнения. Адвокат Апфельбаум Ирина Поверинова просит приобщить видеоматериалы, предоставленные телеканалом «Театр» — это записи за 2011-2014 годы. На них, например, запечатлена публичная встреча с режиссером Юрием Любимовым, модератором которой выступал Кирилл Серебренников, и лекция театроведа Марины Давыдовой. Как замечает адвокат, перечень записей занимает четыре страницы; она зачитывает список; упоминаются, к примеру, «Реквием Стиву Джобсу», «Метаморфозы», «Портрет на фоне спектакля "Охота на Снарка"». Поверинова уточняет хронометраж и даты показов каждой постановки. «Там все по техзаданию», — уверяет она.
Наконец, адвокат Поверинова заканчивает перечисление видеозаписей и просит приобщить диск и список к материалам дела.
— Прежде чем решить вопрос о приобщении, нужно посмотреть, что там есть, — замечает судья. С ней все соглашаются.
Это значит, что сегодняшнее заседание тоже будет посвящено просмотру видео.
Судья включает телевизор, на экране появляется уведомление, что в HDMI-порте нет сигнала. Секретарь в это время еще раз читает список видеозаписей, впрочем, теперь ограничиваясь одними названиями.
Когда она заканчивает, в зале повисает тишина. Адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов пытается давать советы по настройке телевизора. Секретарь суда приносит пульт, завернутый в целлофан, и производит с ним какие-то манипуляции, выключает телевизор, включает его, но искомый сигнал так и не появляется.
Тогда секретарь выводит на экран инструкцию по подключению телевизора. Слушатели с интересом читают ее, а потом начинают помогать работникам суда в настройке. Кто-то дает советы с места, кто-то подходит к телевизору. Объявляется 15-минутный перерыв.
Судья Аккуратова возвращается на свое место, она говорит очень тихо, можно разобрать только слова «вопрос о приобщении пока отложен».
Адвокаты передают ей жесткий диск, объясняя, в каком приложении нужно открывать видеофайлы — вопрос о его приобщении судья решит позже из-за технических проблем.
Стороны начинают обсуждать вопрос о приобщении материалов, которые уже были осмотрены в суде ранее. Речь идет о материалах, которые на прошлом заседании просила приобщить защита — копиях документов и распечатках из фейсбука «Седьмой студии», а также рецензиях на сайтах газет и журналов.
Однако представитель гособвинения Лавров говорит, что «вольная распечатка» не гарантирует «аутентичность информации», необходимо получать данные непосредственно от владельцев ресурсов. Он замечает: нет никаких гарантий того, что информацию с момента публикации в интернете не изменили.
Возражает он и против приобщения копий документов, поскольку их невозможно соотнести с подлинниками. В одном из этих документов, отмечает прокурор, содержится список лиц, работавших над проектом, но суду не представлено никаких достоверных данных об их участии в мероприятиях «Седьмой студии».
Что касается приобщения просмотренных видеозаписей, то они, по мнению Лаврова, «не свидетельствуют объективно о дате их изготовления — нельзя достоверно определить, что это именно тот спектакль, проведенный в тот день».
Говоря об экспертизе, прокурор Лавров отмечает, что нет оснований для привлечения подсудимых к проведению исследования — пока нет сомнений в том, что специалист сможет разобраться в представленных материалах самостоятельно. А если такие сомнения возникнут, то он сможет направить запрос.
Судья в итоге приобщает материалы, против которых возражал прокурор.
Затем обсуждается ходатайство защиты о направлении запросов в «Альфа-банк» и Балтийский банк развития — его судья также удовлетворяет.
Тут прокурор говорит, что хотел бы допросить свидетеля Канафееву, которая была продюсером «Седьмой студии». Никто не возражает, и судья определяет начать допрос.
В зал заходит Виктория Канафеева — молодая длинноволосая брюнетка в красном шарфе, с вышивкой в виде цветов на джинсах, в руках у нее авоська с розовой надписью Love и сердечками.
Она говорит, что работает сейчас администратором в центре йоги; разобрать, как именно называется заведение, не удается — девушка говорит тихо.
Канафеева подтверждает, что знает Серебренникова, Малобродского и Апфельбаум лично, а Итина — только как человека, упоминавшегося в рабочих документах.
Допрос начинает прокурор Лавров. Он просит рассказать, кем свидетель работала в марте-ноябре 2012 года. Исполнительным продюсером театра, отвечает Канафеева.
— Я на тот момент искала работу в театре и через общих знакомых узнала, что на проект «Платформа» требуется продюсер, — говорит свидетельница. — Через знакомых направила резюме.
Канафеева говорит, что у нее театральное образование, опыта работы театральным продюсером не было, но ей доводилось работать в пиаре. Собеседование со свидетельницей в марте 2012 года проводила Екатерина Воронова.
На вопрос об официальном трудоустройстве в «Седьмой студии» девушка отвечает, что «никаких документов не подписывали». Канафеева говорит, что получала 35 тысяч рублей и занималась организацией мероприятий — «реализацией творческого замысла с технической стороны».
Гособвинитель интересуется, почему ее устроила работа без официального трудоустройства, и Канафеева отвечает, что главным для нее тогда было получить опыт. На следующий день после собеседования с Вороновой девушка написала заявление об увольнении с предыдущего места, и через две недели вышла на работу в «Седьмую студию».
Перейдя в «Седьмую студию», Канафеева стала отвечать за взаимодействие АНО с администрацией «Винзавода» и организацию кастинга на одном из театральных проектов.
Свидетель кратко рассказывает о специфике проведения кастингов, а потом, отвечая на вопрос прокурора, говорит, что выясняла стоимость аренды помещений и договаривалась о дополнительных технических условиях, на основании этого составлялась предварительная смета.
— Эти сметы, они в каком виде оформлялись? Как документ или просто на бумаге план излагался?
— В электронном виде, в таблице.
— Сама Воронова в каком виде это представляла, вам известно?
— Нет.
Прокурор Лавров пытается выяснить, могла ли Воронова единолично утверждать сметы, но Канафеева ничего об этом не знает.
Она отмечает, что порой случались незапланированные расходы, но конкретные примеры таких трат вспомнить не может.
Гонорары артистам, говорит свидетель, выплачивались наличными в кассе или исполнительными продюсерами после подписания ордеров.
— Вы в кассе каким образом денежные средства получали?
— Конкретно у Ларисы Войкиной, ей же сдавались отчеты.
Адвокаты просят свидетеля говорить громче, в зале ее действительно почти не слышно.
— Как именно определялось, какой объем вот именно вам нужно выдать?
— На основании сметы. Выдавалось не полным объемом, определенными частями на разных этапах — на закупку реквизита, на костюмы. Сдавала чеки, отчитывалась, все шло в работу, на каком-то этапе — следующая часть.
— То оборудование, реквизит, который приобретался, либо лица, которые участвовали в проекте — какие-то документы на них составлялись об их действительном участии в проекте? Фиксировался где-то ревизит?
— На все, что я заказывала, у меня был чек. Что касается участников проекта, договоры заключались, и при получении гонорара расходные ордеры они подписывали.
Где хранились договоры, свидетель точно не помнит — наверное, в офисе, но точно не у нее. По просьбе прокурора Канафеева перечисляет проекты, гастроли и постановки, в которых участвовала — девушка опять говорит очень тихо, ее едва слышно.
— «Седьмая студия» как-нибудь сотрудничала с «Гоголь-центром»?
— Какое-то оборудование брали на спектакли.
— Кто у кого?
— Я знаю, световое оборудование требовалось.
— Кто у кого?
— «Седьмая студия» у «Гоголь-центра».
Гособвинитель интересуется, как «Седьмая студия» рассчитывалась с «Гоголь-центром» — девушка говорит, что помещение театр предоставлял бесплатно.
Теперь прокурор интересуется зарплатой свидетеля. Канафеева отвечает, что всегда получала 35 тысяч рублей, но однажды ей дали премию.
Гособвинитель Лавров просит назвать несколько линейных продюсеров, Канаафеева начинает перечислять имена, но ее опять не слышно. Потом прокурор просит назвать технических сотрудников, свидетель упоминает технического директора и еще нескольких человек.
Больше у прокурора вопросов нет, Серебренников благодарит свидетеля, та улыбается в ответ.
Вопросы Канафеевой начинает задавать адвокат режиссера Дмитрий Харитонов. Он просит сказать, какие должностные обязанности обсуждались с ней на собеседовании — та отвечает, что подробно об этом не говорили, речь шла об «организационной части выпуска спектаклей» и взаимодействии с администрацией «Винзавода».
С защитой свидетель говорит заметно живее и громче, чем с прокурором.
Зарплату продюсеру платили в кассе, она расписывалась в получении денег, вспоминает Канафеева. По просьбе адвоката она рассказывает о своем участии в проекте 100% Furioso — «постановке по сценарию, основанному на поэме Ариосто "Неистовый Роланд"», начинает было девушка, но ее перебивает адвокат.
— Это был спектакль, концерт, перформанс?
— Скорее перформанс. Перформанс — в том смысле, что там были реальные, личные переживания, там было несколько режиссеров, 20 артистов.
Артистов отбирали на кастинге режиссеры Стефано Ричи и Джанни Форте, кто определял размер гонораров, свидетель не знает, и сумм не помнит.
Свидетельница продолжает рассказывать о работе над проектом 100% Furioso и переходит к составу технического персонала, перечисляет осветителей, звукорежиссеров — всего 10–15 человек. Кто-то из них работал постоянно, а кого-то приглашали под конкретную задачу. Для проекта приобретались костюмы — купальники, обувь, реквизит и крошка, имитирующая песок, потому что действие происходит на пляже.
На оплату реквизита и костюмов Канафеева получала наличные, крошку же закупали при участии Вороновой и технического директора.
Потом свидетель рассказывает о сметах, которые составлялись во время гастролей. «В таком же виде, в электронном виде составлялось», — говорит девушка.
Теперь адвокат Харитонов пересказывает схему выплаты гонораров: Канафеева получала деньги у кассира Войкиной и раздавала артистам. Он просит свидетеля рассказать об этом поподробней.
— Я получала сумму, подписывала ордер, там указывалось, что получено на выплату гонорара такому-то участнику, затем я давала сумму, мне также человек подписывал ордер, что он эту сумму от меня получил. Я эти оба ордера потом сдавала, — отвечает свидетельница.
Следом слово берет адвокат Поверинова, защищающая Апфельбаум. На ее вопрос свидетель отвечает, что получила зарплату за все месяцы своей работы в «Седьмой студии»; сколько всего через нее прошло денег, Канафеева не помнит.
Для режиссеров Ричи и Форте было выдано 3 млн рублей, на эскизы «режиссерской лаборатории» и «Чучело» — по 50 тысяч рублей.
— Те деньги, которые вы брали, на какие-то личные нужды вы тратили?
— Нет, была обратная история, деньги были возмещены.
Канафееева подчеркивает: все, что она получала, тратилось на закупки для мероприятий или выдавалось участникам постановок в виде гонораров.
Адвокат Поверинова интересуется, где проходил кастинг к одному из проектов (по безналичному расчету арендовалось помещение в районе Дубровки, отвечает свидетельница) и репетиции (для них снимали помещение на «Динамо», говорит Канафеева).
Защитник просит рассказать, чем в это время занимались другие продюсеры «Седьмой студии», и свидетельница вспоминает перформанс Константина Мишина «Голод», на котором задействовали около 20 человек из технического персонала.
— Было много, мне сложно вспомнить, — сетует Канафеева, когда адвокат просит ее рассказать, какие еще мероприятия проводились в то время.
По просьбе Повериновой свидетельница объясняет, что для проектов закупали реквизит, позволяющий зонировать пространство и особым образом размещать зрителей в зале.
Когда Поверинова заканчивает задавать вопросы, к допросу Канафеевой приступает судья. Она спрашивает, знала ли свидетельница Кирилла Серебренникова — та говорит, что знала его как художественного руководителя, но он был знаком девушке и до устройства на работу.
Обе — судья и свидетель — говорят очень тихо. Речь идет о том, знала ли Канафеева других подсудимых и Екатерину Воронову, где находился офис «Седьмой студии», кто там работал, кто финансировал «Седьмую студию» (ответ: Минкультуры) и почему девушка уволилась (ее позвали на более перспективную работу).
Теперь вопросы снова задает прокурор Лавров.
— Вы в самом начале, когда суд спрашивал, знакомы ли вам подсудимые, пояснили, что Апфельбаум оказывала поддержку. Что это была за поддержка?
— Творческую. Я не в курсе какой-то конкретики, мы всегда знали, что Софья Михайловна — человек, который в Министерстве культуры [отвечает] за какие-то инновационные проекты.
Слово берет и сама Апфельбаум. Она говорит, что свидетельницу никогда не видела, но нашла письмо от Виктории Канафеевой, датированное 23 июля 2013 года.
Апфельбаум не дают зачитать письмо, потому что оно не приобщено к материалам дела, и в итоге подсудимая просто говорит, что Канафеева по поручению Вороновой пересылала ей контракты участников конференции региональных деятелей культуры.
— Да, участникии были собраны, был организован приезд, была проведена конференция, — подтверждает Канафееева.
— Не помните, кто оплачивал?
— «Платформа» оплачивала билеты.
— Я просто хочу указать, что у нас это мероприятие нигде не учитывалось, а оно было проведено. А Ричи и Форте по-итальянски говорили?
— Нет, был переводчик.
— Он бесплатно работал?
— Нет.
— Опыт «Платформы» — сегодня это смешно звучит — казался удачным, но мы получали положительные рецензии, в том числе, от Министерства, и приводили в пример, как мы эффективно тратим бюджетные деньги, и что этот опыт надо распространить на всю страну, — вдруг вспоминает Серебренников. — И вот оно чем кончилось.
Остальные подсудимые смеются.
Свидетель кратко рассказывает о творческих отчетах, которые по окончании летнего сезона передавались в театральный отдел Минкультуры.
Больше вопросов к Канафеевой нет, и прокурор заявляет ходатайство об оглашении ее показаний в связи с обнаруженными противоречиями: он поясняет, что речь идет о сумме затрат на приглашение итальянских режиссеров, и о том, как с Вороновой согласовывались сметы и затраты.
Адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов возражает.
— Если прокурора интересуют только два этих вопроса, то мы давайте огласим только эти вопросы. Если мы огласим все, то создадим прецедент, потому что показания шире, — говорит защитник.
Кроме того, можно просто задать уточняющие вопросы свидетелю, продолжает Харитонов — с этим соглашаются и остальные адвокаты подсудимых.
Судья удовлетворяет ходатайство прокурора, отмечая, что частичное оглашение показаний не предусмотрено. Канафеевой разрешают присесть, судья начинает зачитывать ее показания из дела, занимающие девять листов.
Чтение показаний продолжается. В частности, в протоколе говорится, что, по словам Канафеевой, иногда реквизит для постановок доставался «Седьмой студии» бесплатно, а некоторые постановки перекочевали из проекта «Платформа» в репертуар «Гоголь-центра».
Кроме того, следователь спрашивал Канафееву по поводу квартиры в Германии, которую купил Серебреннников — она ответила, что ничего об этом не знает.
По окончании чтения протокола прокурор Лавров просит объяснить, почему в суде свидетельница говорила о примерно 3 млн рублей, потраченных на спектакль итальянских режиссеров, а следователю называла другую сумму — 1,3 млн рублей. Канафеева говорит, что показывала следователю электронные сметы.
На второй вопрос гособвинителя — согласовывала ли Воронова сметы с Серебренниковым — Канафеева отвечает, что она в подобных совещаниях не участвовала, но режиссер утверждал планы мероприятий.
Новые вопросы есть и у адвоката Харитонова — он интересуется электронными сметами. Канафеева говорит, что отчетов у нее с собой нет, но они сохранились на ноутбуке, это предварительные сметы и авансовые отчеты.
— Вам достоверно изввестно, что Сееребренников утверждал сметы и гонорары, или это ваше предположение?
— Мое предположение.
Юрист просит свидетельницу принести на следующее заседание 26 февраля компьютер с электронными документами или распечатать их.
Следом адвокат Малобродского Ксения Карпинская просит все же объяснить, почему в протоколе допроса говорится о сумме в 1,3 млн рублей, а сейчас речь идет о 3 млн рублей. Она пытается понять, корректно ли составлен протокол.
Адвокат указывает еще на один момент: в показаниях следователю Канафеева утверждала, что ей не выплачивали премию, а в суде сказала, что одна премия все-таки была. Свидетель говорит, что теперь уверена: премия все же была, но она не помнит, говорила ли об этом следователю.
Алексей Малобродский отмечает: протокол допроса на 80% представляет собой монолог Канафеевой. Он просит уточнить, действительно ли разговор шел так, как зафиксировано в документе. Свидетельница отмечает: сначала были общие вопросы, потом — другие, которые не вошли в протокол.
—Я говорила то, что мне казалось важным, следователь говорил, что конкретно он хочет. Все вот эти вопросы в протокол не вошли, — отмечает она.
Судья освобождает свидетеля и говорит, что та сможет прийти на заседание и предоставить необходимые документы.
По просьбе прокурора объявляется пятиминутный перерыв.